МАТЬ КАК КОД ЛИЧНОСТИ:
ЛИЗА КО «БЕСПОКОЙНЫЕ», [18+]
ПЕРЕВОД: Сергей Карпов
ИЗДАТЕЛЬСТВО: МИФ. Проза, 2020
«Беспокойные» - дебютный роман Лизы Ко, который в 2017 году возглавлял список бестселлеров «New-York Times» и вообще привлек к себе внимание американского литературного сообщества. За историей таких книг обычно очень интересно наблюдать, хотя перевода приходится ждать долго. И вот благодаря издательству «МИФ» роман наконец-то можно было прочитать на русском.
Травмы детско-родительских отношений – одна из самых плодородных тем в литературе. Мгновенно можно вспомнить сотни историй: «Пианистка» Эльфриды Елинек, «Замок из стекла» Джанетт Уоллс, «Щегол» Донны Тартт. Но при всей пространности списка Лизе Ко удалось избежать вторичности, хотя рассказанная ею история и начинается с самой на первый взгляд банальной завязки. Мальчик - Дэминь, сын нелегальной китайской эмигрантки, брошенный ею много лет назад, отправляется на поиски матери, чтобы узнать, кто он есть, и начать жить своей жизнью. Все довольно предсказуемо. Найдет он ее или нет – не так важно, ведь травма самоидентификации получена, и дальше все развивается по ее законам.
Леон фыркнул:
— Это мать должна жертвовать всем ради сына, а не наоборот.
— Забери эти слова назад. — Этот мужчина, с которым я спала несколько лет, этот мужчина, за которого я должна была выйти, — он совсем меня не знал.
Роман погружает в проблематику, с которой современный читающий человек знаком не только по художественной прозе. Популярная психология перепахала тему травмирующего материнства вдоль и поперек. А она все равно продолжает притягивать. И, похоже, будет притягивать еще не одно поколение читателей. В нашей мозаичной реальности, которая описывается словами с мрачновато-тревожной приставкой «пост»: постиндустриальная, постинформационная, как правило, именно мать становится тем самым первым человеком, который дает нам представление о мире. Ребенок еще не родился, а у матери уже есть какой-то план относительно его судьбы, проект, который ей хочется реализовать – нередко любой ценой. Все наше формирование происходит в силовом поле этой связи, через умение матери создать зону свободы или ограничений. Этот посыл мы считываем бессознательно, и с ним живем годами. Изменить его сложно, еще трудней признать его наличие. Это точка отсчета, от которой мы начинаемся и к которой приходим в опустошении, желая понять – кто мы. Мать – ключ от нашей личности, тайный код, принятый неосознанно как данность.
Современное общество, давно растерявшее традиционные устои, непомерно давит на мать. Женщин классифицируют по этому признаку: «хорошая мать» - «плохая мать» - «вообще не мать». Культ материнства в том состоянии, в котором он есть сегодня, пугает меня до чертиков. Эта смесь дешёвого пафоса и вездесущей дидактики рождает травмированных женщин и инфантильных мужчин, которые не могут хоть как-то наладить собственную жизнь – собственную, не предъявляемую прямо или опосредованно на согласование с матерью или заменившим ее социумом. При этом мать всегда – не за то, так за это – обществом критикуется и осуждается. И не мудрено: ответственность, возлагаемая на нее, в пустившемся во все тяжкие мире – заведомо неподъемна. Общество давит на женщину, заставляя рожать детей, но не говорит, как сделать их счастливыми, не создает для этого условий, не помогает, норовит отойти в сторону, как только заканчиваются здравицы в честь матерей и речь заходит о действительно важных вещах. В России, при всех неприятных особенностях нашей медицины, беременность и роды превращаются в эпичное испытание, в котором сохранить более-менее здоровую психику – задача, посильная далеко не каждой из нас.
Ты перерастал новые штаны чуть ли не за ночь. Будто у меня были деньги всё время покупать новую одежду! Я переживала, что это из-за меня ты вел себя невежливо или эгоистично, что это показывает какие-то недостатки во мне самой.
Ты рожаешь и в этот момент словно выходишь на арену цирка, стоишь перед всеми, не понимая, чего от тебя ждут, и кто сейчас выскочит из кулисы. Конструкт «идеальная мать» отвратителен и опасен. Культ Великого Материнства в эпоху тотальной обособленности индивида – когда с угасанием коллективного сознания пресеклось и многоуровневое, растворенное в воздухе традиционной семейственности участие родни в выращивании и воспитании детей – заставляет нас выбирать, кто мы – женщины или матери, лишая любой возможности совместить эти роли. Работающая мать – плохая мать. Домохозяйка – клуша, отказавшаяся от самореализации.
Не удивительно, что в этой амбивалентной, раздергивающей реальности матери становятся такими же. «Стой смирно! Не лезь! Видишь, мама занята! Да сколько тебе можно повторять!». Эти всплески отторжения, наблюдаемые сплошь и рядом и в семьях, и в общественном пространстве, запросто уживаются с программой #тыжмать: «Иди ко мне, солнышко. Давай посмотрим мультики. Ты ж мое счастье». Кто угодно сорвется с катушек, если вынужден в режиме 24/7 искать третий угол – свое особенное место, в котором удастся, наконец, соответствовать сразу двум остро конфликтующим нормам. Быть матерями в современном обществе – словно участвовать в реалити-шоу: на них обращены зоркие взыскующие взгляды, их комментируют и оценивают, за или против них голосуют на лавочках перед подъездом, в офисах и маршрутках, - притом что никто не вмешивается в происходящее, по крайне мере из числа адекватных людей. Да и стоит ли?
Дедушка думал, что во всем, что случается с женщиной, виновата всегда сама женщина. Мне это было противно. Если женщина не замужем, то сама виновата, что такая страшная или независимая; если слишком предана мужу, то сама виновата, что такая размазня или отчаянная; если у мужа девушка на стороне, то это жена виновата, что ему надоела, и жена вместе с любовницей виноваты, что позволили ими воспользоваться.
Роман «Беспокойные» вписан в социальный контекст современной Америки и того мира мегаполисов, который мы все еще называем «западным». Мы соприкасаемся с судьбой очередного потерянного ребенка, так и не ставшего взрослым, не научившегося быть счастливым. Лишившись близости с матерью, ребенок обрел хорошую приемную семью – ему повезло. Но в этой семьей он – чужой, просто подросток, который не понимает тех, кто изо всех сил старается ему помочь. Мальчик не может никому доверять, пережив травму потери. Его бросает по жизни, гонит вперед неуемная – не всегда осознаваемая – тоска по матери, желание знать, что она ушла не потому что не любила, что у этого была какая-то другая, не связанная с ним, желательно – непреодолимая причина. Им движет все то, что движет миллионами невротиков по всей планете: мечта быть признанным, страх отчуждения.
От мыслей о матери начиналась низкая неутихающая боль в месте, до которого он не мог дотянуться. Если бы он мог просто лично поговорить с матерью, может, тогда бы он понял, кем должен быть.
Эмоциональный заряд тексту добавляет разделение повествования на две истории, на два голоса: матери и сына. Понимая боль ребенка, читатель проникается к нему сочувствием, сердится на мать. А потом вдруг появляется ее голос, и он такой же сильный – и не менее убедительный. Голос «плохой матери» - голос живого человека, не одолевшего неподъемных требований социума. И прислушиваясь к нему, вспоминаешь то, что в амбивалентном обществе принято отправлять в поле умолчания: #тыжмать – не единственная характеристика, что нас определяет.
В историю мальчика, пережившего предательство матери, вплетается история простой женщины - Пейлан, сбежавшей из Китая в желании доказать собственному отцу, что способна на большее. Семейная травма обесценивания, переходящая из поколения в поколение, наше отчаянное желание вырваться из-под удушающего родительского гнета, показать, что мы чего-то стоим, обрести свой голос.
Отец любил говорить, что женщины слишком много трещат, что некоторым лучше вообще помалкивать. Так что я выросла, глотая слова, и только потом осознала, сколько их скопилось внутри.
Внезапно плохая мать становится очередным травмированным ребенком, звеном в цепи, растянувшейся через поколения и культуры: она тоже страдает от вынесенных из детства проблем. Она хотела выразить себя как женщина, как личность, найдя в себе силы на бунт, который был сразу же подавлен. Обществу не нужно ее самовыражение. Она же просто мать.
Если ты мать – получи всю ответственность, никакой пощады, послаблений, сочувствия. Рви жилы, выкарабкивайся, как хочешь. Но не забудь: общество хочет видеть в тебе воплощение Вселенской Материнской Любви, а твоего ребенка здоровой личностью и полноценной частью социума, чтобы это ни значило, черт возьми. К матерям, которые в попытке сделать все и сразу, срываются и проявляют жестокость к детям, не всегда замечая это, общество беспощадно, как римский легион к восставшим варварам. Замкнутый круг, арена всемирной травмы.
В романе противоположное движение героев создает яростное напряжение, делает его многослойным, насыщает смыслом, несмотря на простой сюжет. Попеременно читатель становится то на одну, то на другую сторону, не получая при этом успокоения. И это тот самый неловкий момент, когда хочется произнести набившую оскомину фразу – «как в жизни», потому что так и есть. «Беспокойные» вызывают стойкое ощущение максимальной близости текстовой ткани с рутиной за окном. Той обыденности, где матери неидеальны, как и дети – и можно не выбирать, на чьей ты стороне. Можно просто наблюдать.
И еще немного о близости «Беспокойных» к живой жизни – той, которая описывается социальной статистикой. В послесловии к роману Лиза Ко рассказывает, что работая над книгой, изучила сотни историй реальных иммигранток с похожей судьбой. Тех, что приехали в Америку за мечтой, но в итоге работали по 10 часов в день, полируя чьи-то пятки в дешевых салонах красоты. На момент написания книги детей иммигрантов, насильно разлученных с родителями и отданных на воспитание, было 15 тысяч.
По стилистике и динамике действия я бы сравнила «Беспокойных» с прошлогодним романом Нейтана Хилла «Некк», который тоже рассказывает о поиске матери, о невозможности состояться как личность без этого знания. Но если герой Хилла находит свое успокоение в принятии права матери быть личностью и в итоге может от нее отделиться, то Дэминь так и останется на распутье, сумев лишь немного разгадать впечатанный в него мучительный код детской травмы.
Но рассказывая историю раненого ребенка, Лиза Ко предлагает нам не переставать видеть в матери человека. Обычного. Имеющего право на ошибку. Несовершенного. Мать – не супер-герой, напоминает нам автор «Беспокойных», перестаньте ожидать от нее, что она будет проходить сквозь стены, поднимать грузовики с помощью телекинеза или читать мысли.
А еще этот роман – история тех из нас, кто не умеет сидеть смирно, как когда-то просили взрослые, кто постоянно пробует что-то новое и лезет в авантюры просто для того чтобы почувствовать себя живым. Он о беспокойных – тех, кто ищет свое место в мире и кто готов за него бороться. О беспокойных матерях, о беспокойных детях. О том, что спокойствие – вообще труднодостижимая величина, и ни один из героев романа так к нему и не придет. Ни Пэйлан, которая всю жизнь будет пытаться добиться чего-то недостижимого, отказываясь сдаваться. Ни Дэминь, отдавший юность разгадке тайны исчезновения матери. Они желают спокойствия, но не знают, как в нем жить, поэтому просто изображают его, чтобы общество приняло их хоть как-то: больными, травмированными, отчаявшимися. Чтобы имитировать это спокойствие, мы притворяемся, изворачиваемся и, в общем-то, редко бываем собой, прячась за понятными и присвоенными нам категориями: мать, дочь, сын. Но эти категории лишают нас настоящего счастья, невротизируют и подавляют.
Все мы что-то себе рассказываем, чтобы жить изо дня в день.
Хороших вам книг.
VashaDasha
