ул. Пушкинская, 175А

Разин куст

Автор статьи:
Эмиль Сокольский
784
3 августа 2021
«Скорее поезжайте в Нижнекалинов, у Михаила Стефановича сердце стало пошаливать, и ведь, как-никак, семьдесят четыре ему уже», – предупреждали меня в Константиновске, городе у Дона. – Мало ли что. А про свои места он, краевед, бывший директор Дома культуры, знает всё. И никто больше».
Нижнекалинов, сорок километров на север от города Константиновска, туда и асфальт не доходит... Но места, рассказывали мне, красивые... Антонов где-то раскопал запись основания хутора: 1728 год! Судя по справке, составленной им для районной библиотеки, старины в хуторе не сохранилось: деревянная церковь давно разобрана, мельница сгорела – лишь торчат булыжные руины на крутом скалистом берегу.
Действительно, Михаил Стефанович, крупный неторопливый мужчина с внимательными, добрыми, несколько утомленными из-за участившихся сердечных недугов глазами, мне жаловался и на сердце, и на высокое давление, на головокружение… И тем не менее дожил до девяноста лет! «Я держусь только благодаря серебряной воде, – объяснял он. – Переезжаю на ту сторону Донца, набираю в роднике, связываю бутылки и волоком их тащу их обратно к лодке». Вывод: надо пить целебную воду! И желательно, набирать её самому. Та вода, что продаётся в бутылях, по сравнению с живой родниковой – мёртвая, – хоть и чистая.
Есть что вспомнить!
…Двор Михаила Стефановича Антонова выходил на Северский Донец; лучшего места в хуторе Нижнекалинове не найти. Возможно, он уже продан его сыном… За гладкой и широкой рекой распластан высокий бугор, у подножья - в щедрых зарослях, к вершине - медленно, неуверенно лысеющий.
– Это гора Шпиль, сто метров высотой, – говорил хозяин. – Слева густая роща – Адамовы сады. Правее, где ивы, с вершины горы до самого низа, – Серебряная балка, там я однажды раскопал родник. По другому склону – смотри, сколько зелени! – Широкая балка. Правее, у подножья, Аскалепов лесок; Аскалепов - фамилия одного из первых переселенцев на ту сторону; кличка у него была Кучум, рыбаки, когда становились там на лодках, говорили: место под Кучумом. Сейчас на левобережье не живут, а раньше держали сады... Дальше балки Дукмаска, Пашённая. А за Пашёнкой уже Закаты.
– Какие Закаты?
– Видишь излучину? И гряда холмов по берегу? Наши предки их Закатами называли. Вечером съездим на лодке – посмотришь: холмы закрывают солнце, и лес по склону весь тёмный. Покажу Ключик, Дедову балку, за ней уже Белокалитвинский район... Я тут каждый камушек знаю, каждую балку, каждый родник.
Несмотря на беспокойство неугомонной в хозяйстве Таисии Алестарфовны, жены Антонова («а вдруг на реке сердце прихватит? кто поможет?»), под вечер мы отчалили и поплыли на север, вдоль противоположных, правых берегов, – за Аскалепов лесок, за каменный карьер, на Закаты. К запаху свежей чистой речной воды слабо примешивались пахучие ароматы ближних прибрежных рощиц.
Позади остался каменный карьер. Берега постепенно росли, укрываясь кустами и деревцами; этот лесок, припав к реке, чего-то ждал от нее, и ждать готов был бесконечно... Он казался бесхитростным, неприхотливым, почти ненастоящим, однако уже втихомолку обзавелся тайниками (лишь Антонову ведомыми): Конкиной балкой в зарослях душицы и земляники, и Пашенкой, в которой сочился неслышный ручей.
– Вершина Пашённой балки отсюда в двух километрах, – с видимым удовольствием Михаил Стефанович показал на лес, будто бы я мог увидеть эту вершину. – И метрах в трехстах от неё, на поляне, древний караич, по преданию – на месте стоянки Степана Разина. И тот караич с тех пор так и прозвали - Разин куст. Дорога к нему заросла; был бы моложе – продрались бы к нему, приползли; уж я узнал бы его!
Река расширилась, развернулась, раздвинула берега и перегородилась впереди сушей – что означало крутой поворот. Мы вплывали под Закаты – две горные гряды с удобно уложенным голубоватым лесом.
Закаты заслонили полсолнца; его лучи всё слабее пробивались из-за горы, не в силах озарить реку; склоны, ближе и круче надвинувшиеся к Донцу, потемнели, деревья стали почти неразличимы. Острее запахло рекой, листвой и влажной землёй. Настороженно замерли ивы, клёны, вербы, дубы; громоздились, нависая над водой, как символы чего-то значительно таинственного, тополя и вязы, будто их назначили сторожить подножье горы и предупреждать о том, что цепляющийся за склоны лесок непроходим. Полумрак усиливал это впечатление. Солнце гасло, последние лучи его чудом достигали желтой полоски противоположного берега - Песчанки, северной окраины Нижнекалинова.
Мы прошли мимо небольшой скальной гряды, ступенчато сходящей под воду, и плеск вёсел не смог заглушить еле слышное журчание ручейка Ключика. Большая серая птица шумно вспорхнула и села на ветку высокого тополя.
– Вот Закаты, любимое место отдыха и рыбалки – что в давние времена, что теперь, – с благодарной теплотой в голосе произнёс Михаил Стефанович. –Здесь и дышится по-особому, и на душе как нигде легко.
Закаты бросали густую тень на реку и веяли ночной уже прохладой; неприветливо шевелилась листва деревьев. Ивы, словно сговорившись, дружно мочили ветки в реке. Мимо проплыла едва заметная складка заросшего оврага – балка Широкая, а скоро – другая складка: глубокая балка Угольная, за которой на склонах чернели горки камней, бывшие угольные шахты.
Закаты кончились новой балкой, тоже Широкой, и за невысокими оврагами пошла ровная лесная местность.
– Скоро на левой стороне будет балка Атаманша, а здесь – Дедова, с большим ручьем, – с неубывающим удовольствием обстоятельно рассказывал Михаил Стефанович. – Почему Дедова? Говорят, жил здесь одинокий дед, держал скот... Она тянется на семь километров, ручей – на четыре. Эта балка – своего рода гавань для рыбы: когда штормит – рыба спасается в ней. А если от устья Дедовой пройти десять-пятнадцать километров в степь – будет Петров курган. Он настолько высок, что с него при ясной погоде видны купола новочеркасского Войскового собора, – так старожилы говорили.
Михаил Стефанович загрёб в устье, в темень, созданную пологом густого леса. Недвижный полноводный ручей уходил всё дальше в дебри, в первобытную нехоженую глушь, о чём-то напряжённо молчащую... Очередной завал стволов заставил-таки нас повернуть назад.
– Ну что, доплывём до тех рыбаков – видишь, костёр горит? – предложил Михаил Стефанович. – Это как раз за балкой Недодаевой, там будет гора Безыменка, – с вершины до самого дна реки стеной идут рифы.
– Милости просим! – радостно зазвали нас рыбаки, трое бодряков лет за пятьдесят, когда мы подплыли к берегу. – Давайте к нам, испробуйте ухи! Отказываться и не старайтесь, очень обидите! Без ухи не отпустим.
Растрогавшись, мы согласились. Пока Михаил Стефанович беседовал с рыбаками о рыбе, о проблемах Донца, я поднялся на крутую Безыменку, которая обрывалась к реке отвесной скальной стеной.
Вот так панорама!.. Голубая река, уверенно пролагающая себе дорогу на край земли, необозримое заречье в пустынных полях и рощах, – такой планетарный размах, что и восторг нахлынул, и жуть охватила...

Фото

Поделиться:

Комментарии

Для добавления комментария необходимо авторизоваться

Рубрики блога:

Подбор литературы