В верховьях Дона

В конце XIX века близ села Бобрики, в верховьях Дона, на землях графов Бобринских, было открыто месторождение бурых углей; вокруг шахты и двух штолен возник горняцкий посёлок, который назвали Донской. Посёлок прирастал фабриками, заводами и в 1939 году сделался, наконец, городом, объединив несколько шахтёрских поселений. Теперь – как прежде – Донской, что на тульской земле, вряд ли привлечет приезжего своим обликом: типовой рабочий городок с невысокими, в основном, двухэтажными домами-коттеджами. Привлечь может лишь его история, – она-то и подскажет, куда следует направиться, чтобы увидеть здесь поистине достопримечательные места.
А направиться следует на окраину города – на Бобрик-гору, что всего в трёх километрах от автостанции. От петровской эпохи там сохранились земляные валы Ивановского канала, который, по замыслу царя, должен был соединить Дон с Окою; от екатерининской – остатки имения графа Бобринского.
Царица Екатерина II для своего внебрачного сына Алексея (рождённого от её фаворита графа Григория Орлова) приобрела в Тульской губернии Бобриковскую и Богородицкую волости, где и наказала знаменитому архитектору Ивану Старову выстроить по усадьбе. В 1776 году на Бобрик-горе появились дворец и скромная, по сравнению с ним, Свято-Преображенская церковь. По названию села Алексею Григорьевичу дали фамилию Бобринский, а спустя двадцать лет император Павел I пожаловал ему графский титул.
Граф Бобринский и его наследники были крупными промышленниками (ими основаны в Бобриках винокуренные, мукомольные, сахарные и угольные предприятия) и жестокими крепостниками. В Донском, в фондах Музея Подмосковного угольного бассейна, хранятся документы, рассказывающие о тяжбах крестьян с графскими беззакониями; причем в этих тяжбах неизменно выигрывали Бобринские.
В 1918 году одноэтажный деревянный дом усадьбы Василия Бобринского и его сына (дворец был разобран ещё в 20-х годах XIX столетия) заняла сельскохозяйственная школа для детей, родители которых погибли в годы Гражданской войны. Усыпальницу графов Бобринских (Алексея Григорьевича, его супруги и детей с внуками), сооружённую в 1813 году по проекту Василия Милинского, разграбили (десять гробов закопали в наспех вырытой рядом с мавзолеем яме) и приспособили под склад. В 30-е годы, когда началась застройка Бобрик-горы, усадьба превратилась в городской парк. Здесь устроили пионерский лагерь и дом отдыха для горняков. А в Свято-Преображенской церкви открылся Музей Подмосковного угольного бассейна с планетарием, вторым в России после московского...
На Бобрик-гору – в оживленный район с почтой и поликлиникой – ходит автобус. Немного проехать вдоль одноэтажной, быстро идущей на убыль Октябрьской улицы – и развилка: поворот на холм, что круто валится к широкому длинному пруду – устью речки Бобрик.
Парк запущен, екатерининская эпоха неузнаваема, а тополя – посадки советского времени – не настраивают на романтический лад. Правда, с обрыва открывается широкий вид на ползущие под обрыв поля с горсткой домиков, – вид, каких множество в России...
В кольце белокаменной, с решётками, ограды в буйном захвате крапивы, выставляется на обозрение давно уже равнодушного парка иронично-элегантная графская усыпальница-ротонда из белого камня. От разрушения её спас статус памятника федерального значения. А за пределами парка, за сквером, близ конечной остановки автобуса (не зная, не догадаешься) притаилась низкая Свято-Преображенская церковь с парадными колоннами на обе стороны. Музей давно перешёл в новое здание; в церкви перед вошедшим открываются аккуратные своды и «картинная галерея» иконостаса
В ноябре 2001 года могилу Бобринских отыскали новомосковские археологи. В январе 2004 года графские останки вернулись в усыпальницу...
Спустившись к Дону, я уж было стал представлять, как семейство Бобринских в тёплую пору весело спускается по парковой аллее на луг, на котором любят резвиться дети, как чаёвничают в беседке над речкой; а может, этот ручей был в те времена пошире и позволял прокатиться на лодке?.. Но вспомнил о том, что хозяева навещали свою летнюю резиденцию крайне редко, да и беседка с пристанью  – всего лишь мой вымысел. Уж не говорю о том, что для фантазии осталось мало простора: вот, несколько шагов – и слияние Бобрика с Доном; город Донской нещадно сбрасывает в Бобрик разные отбросы, бедный Дон на своём левом повороте их принимает и только ниже по течению понемногу самоочищается (таков закон: подпитываясь большим количеством чистой воды, река разбавляет нечистоты и делает их незаметными для наших органов чувств).
А чистый его поток – бежит с полей и очень, очень спешит, мчится, словно боится куда-то опоздать, – то ровный, как арык, то с лёгкими изгибами, то неслышный, а то и бурлящий взахлёб на перекатах. И нет конца полям, нет конца тропке по-над Доном; «Наш путь – степной, наш путь – в тоске безбрежной – / В твоей тоске, о, Русь!»; эти «донские» строчки – почти стон, но сейчас если и стонать, то – от радости.