Весна в Калитвенской станице

Станица Калитвéнская, что километрах в двадцати от Каменска-Шахтинского, одно из чудесных мест донской земли. А как чудесно здесь в ту пору, когда цветение вишен, яблонь и абрикосов щедро наряжает её улочки!
Чистые улочки, обставленные небогатыми домами на полуподвалах; во дворах белеют низкие сараи, кое-где вместо высоких заборов – оградки из дикого камня… Бедноватые курени, сарайчики и вишни в Калитвенской были всегда, а вот берёзы, которые часто встречаются на её улицах – по-видимому, новосёлы; и как же они прижились в станице, как они ей идут!
За чертой построек – уникальное староверческое кладбище с надгробиями XIX века; интересно побродить по этому небольшому полю, переходя от плиты к плите, которые почти все отличаются друг от друга, и всматриваясь в них. Но только беда в том, что с каждым годом всё трудней и трудней что-то прочесть: дожди, снега, ветра, мох делают своё дело. Но никто же не объявит это кладбище заповедной территорией, и никто не станет за ним следить из местных энтузиастов. Неужели оно исчезнет с лица земли?.. Сегодня уже некоторых плит не видно.
Романтичны едва приподнятый бережок Северского Донца, лесные дебри противоположной стороны реки (туда ещё в начале 2000-х ходил паром) и крутая Караульная гора, с которой открывается широкий вид на Донец.
Богатству в Калитвенской неоткуда было взяться. По свидетельству «Сборника областного статистического комитета», изданного в Новочеркасске в 1908 году, «камень, хрящ, солонец и сыпучий песок до того обильно залегают здесь, что в некоторых хуторах станицы этой население воздерживается от посева хлебов и вынуждено заниматься преимущественно одним скотоводством, ...земледелием же если и занимаются, то почти исключительно для получения соломы и половы для прокормления скота».
И, несмотря на это, как писали «Донские епархиальные ведомости» в 1884 году, «казаки здесь гостеприимны и довольно честны. Не было, например, случая, чтобы воровали хлеб с полей, земледельческие орудия, скот, находящийся на базах за станицею. В станице не в обычае даже на ночь запирать хаты. Но на сколько казаки честны дома, на столько не чисты на руку, говорят знающие люди, во время походов. Причину этого объясняют тем, что казаку совестно придти домой с пустыми руками. Между казаками нет нищих, и не в обычае – ходить по дворам по утрам с просьбами о милостыне, как то бывает по России». Далее сообщается о добронравии казачек – «они рано выходят замуж», и о недостатке казаков – ими «выпивается много водки», но, пожалуй, важней другое – то, что калитвенцы отличались «преданностию церкви».
«Одним из лучших в епархии»  назвали «Ведомости» храм во имя Успения Божией Матери, что стоит в центре,  и сегодня цена этим словам возросла. Он – поистине столичное творение, без провинциальных упрощений, и каким огромным кажется, когда смотришь на него из глубины переулков! Этот громадный «корабль», возведённый в 1833 году и напоминающий почерк прославленного Ивана Старова, словно перенесён сюда из Петербурга.
Но как мог появиться в небогатой станице такой богатый храм? А это заслуга войскового старшины Андрея Евстафьевича Хорошилова, человека весьма состоятельного; « Ведомости» рассказывают, что если, случалось, не хватало денег платить рабочим, он продавал свои косяки лошадей.
Вблизи храма находился обложенный гладким камнем колодец с целебной водой. Металлическая сень, которую мы видим на краю центральной площади, у церковной ограды, поставлена над другим колодцем, а тот самый, освящённый, находился близ теперешней автобусной остановки.
Закрытая перед войной, церковь пережила вражеский обстрел и дважды – пожар; местный колхоз, пока не обеднел, хранил здесь селитру и «дары полей». Расчисткой помещения в конце 80-х занимались пожилые станичницы. Много лет служил здесь отец Стефаний. Ни машины у него, ни велосипеда: все деньги тратил на благолепие церкви. Кормил всех на любые церковные праздники (с едой помогали местные жители); столы со двора даже не убирались. Однажды я застал здесь двух интеллигентных петербуржцев-реставраторов, они у тому времени уже пятый месяц жили в «каменке» (домике из дикого камня напротив церкви; а я гостил по соседству, в другой «каменке») и уже месяц как уходили в непродолжительные запои: «мы не выдержали: не привыкли столько времени жить вне города»; последний запой, впрочем, оказался продолжительным. Два вечера мы беседовали о том о сём, и я мужественно воздерживался – пил чаи; да и их дружески уговаривал: «Вы уже две недели как проспиртовываетесь. Ну хоть в завтра и в субботу, перед пасхальной службой, сделайте перерыв! Всего раз в две недели! Организму нужна встряска!»… А потом, как я узнал, отец Стефаний от них отказался, и с большим сожалением: специалисты были хорошие, многое успели сделать…
Но вот отец Стефаний перенёс инфаркт, да и ноги стали совсем никуда. Назначили отца Владислава, что живёт в Каменске с матушкой (матушка –жена священника); он приезжает сюда только по субботам-воскресеньям и на праздники – то есть только на богослужения. Ну и ещё если требовалось кого отпевать.
Первое, что сделал новый священник по назначении – забрал к себе домой отца Стефания, больного, слабенького, – выхаживать вместе с матушкой. Другими словами, взял к себе в семью.
Мы познакомились, присели. Отец Владислав, лет тридцати семи, крепкого сложения, с проникновенными, внимательными серыми глазами, говорил мне о необходимости исповеди, о том, что главное мы всё время стараемся заслонить второстепенным, третьестепенным, и без конца откладываем то, что нашей душе важнее всего и в чём есть единственный смысл нашей жизни. Говорил, что ни в коем случае нельзя никого судить, и даже оценивать: тот верует, а тот нет, один больше, другой меньше, тот грешит чаще, тот – реже: «Знаешь, это как в спорте: один бежит так, что уже и след его простыл, другой догоняет, третий где-то в середине, а четвёртый только учится – как правильно бежать, как дышать…» Ещё говорил, что погрязший в грехах, может, на смертном одре оглянется на свою жизнь и ужаснётся, и за эти страдания (оттого, что прошлого не вернёшь, не перепишешь) – не исключено, что всё ему простится…
Был четверг. Поздним вечером батюшке позвонили недавние переселенцы из Средней Азии (русские): утонул сын. Отец Владислав приехал в 11 вечера, провёл панихиду для четырёх человек (родители и родственники), – долгую, по всем правилам. «Родненькие, крепитесь», по-мужски сдержанно, серьёзно и сердечно произнёс он, выйдя на паперть, и потом ещё минут двадцать говорил опечаленным нужные, мудрые и в то же время простые человеческие слова.
Уезжая в час ночи, просил меня по всем вопросам, которые у меня могут возникнуть, звонить в любое время дня и ночи. И напутствуя, отечески положил мне ладонь на плечо – даже слегка прихлопнул, и я ощутил: железная рука!
«Они протягивали ему деньги – не взял, отказался наотрез», – шепнул мне потом сторож. – «Разве такое возможно?» – «У нашего батюшки – да. Говорит: вижу, небогатые люди, на ноги как следует пока не стали, какие ещё деньги…»
В прошлом отец Владислав вёл жизнь, которую не похвалишь, но потом, в результате несчастного случая, который с ним случился, крепко задумался о том, что нужно в корне себя менять.
Вскоре его перевели служить в Каменск; настоятелем Успенской церкви стал молодой отец Игорь.
…Пасхальное утро выдалось солнечным; я прошёл ниже по Донцу, к устью речки Калитвенец. «Не хочет ловиться, и всё! Уже не знаю, что на крючок цеплять! – ворчал рыбак».– «А жареная рыбка наживкой не подойдёт?» – с участием спросил сидевший поблизости один из разговлявшихся станичников. – «Вы едите жареную? Ах, так вот почему ко мне рыба боится идти!» – воскликнул рыбак.
К вечеру внезапно блеснула молния, зашумел ветер, закапал дождь – и так же внезапно всё затихло, небо просветлело – и озарилось радугой! Всё так, как писал уроженец станицы Старочеркасской Николай Туроверов:

Посмотри: над присмиревшей степью
Над грозою отшумевшей, над тобой
Радуга изогнутою цепью
Поднялась средь пыли дождевой.
Посмотри, не пропусти мгновенье,
Как сияет радужная цепь.
Это с небом ищет примиренья
Бурей растревоженная cтепь.