Донские легенды и предания

Головачев В. Г.

ВОЙСКОВАЯ ПЕЧАТЬ

Шел Петр Первый походом на турок. По Дону корабли с войсками один за другим бежали. А за кораблями тянулись баржи с провиантом и снаряжением. Все шло хорошо до устья реки Медведицы. Тут одна баржа свернула со стремнины и зарылась в песок. Засуетились корабельные мастера, стали тащить баржу, а она ни с места. Время идет, корабли с войсками далеко вперед ушли, а баржа стоит, как на приколе, песком ее затягивает.

Приехал царь, видит маловато силенок у корабельных мастеров, решил попросить помощи у казаков. Собрал Круг и говорит:

- Послушайте, станичники, моего слова. Иду я турками воевать, Азов-город отобрать у них, каждый час мне дорог, а тут задержка вышла – баржа села на мель. Подсобите, станичники, я вас платой не обижу.

- А какую, царь, плату положишь за наши труды?

- Сто целковых дам.

Зашумели казаки.

- Сто целковых – цена несходная! Не работники мы за такую цену!

- А сколько же вам надо?

- Это вашему величеству видней.

Ладился, ладился Петр с казаками, из сил выбился. Не падки оказались они на деньги. Крикнул Петр напоследок:

- Так чего вы хотите?

Зашумели казаки:

- Дай ты нам печать казачью! Да в придачу бочку водки.

- Быть посему,- сказал царь.

Двинулись казаки оравой на Дон и за какой-нибудь час стащили баржу с мели. А оттуда – прямо в кабак, распивать царскую водку.

На другой день, утром, заехал Петр в станицу попрощаться. Подходит к кабаку и видит: сидит на пустой бочке голый казак, нет на нем и лоскута драного, а, между прочим, при шашке и при ружье – в полном боевом снаряжении.

Удивился царь, спрашивает:

- Почему сидишь голый?

Казак сплюнул в сторону – у него с водки во рту пересмякло – и отвечает:

- Потому и голый, что твоей водки, царь, на похмелье не хватило. Пришлось рубаху и портки кабатчику заложить.

- А ты бы ружье заложил.

- Э, нет! – отвечает пьяница. – В портках или без порток я все равно казак, а без ружья – кабель дохлый.

Посмеялся Петр. Выкупил он казаку рубаху и портки. А когда прибыл в Черкесск, велел выбить новую войсковую печать с ликом голого казака на бочке при шашке и ружье. Без той печати с Дона в Москву ни одну грамоту не отправляли.

ДОРОГИЕ ПОДАРКИ

Когда Петр Первый приплыл в Черкасск, донская старшина стала угодничать, послала нарочных по всем юр­там и станицам со строгим наказом присылать царю дорогие подарки.

Вскоре с верхов потянулись послы. С Маныча казаки при­везли живого осетра, огромного, трех аршин длины, такого молодца, хоть в сани запрягай. С Раздор прислали степного скакуна невиданной красоты: золотистой масти, во лбу звез­да, ноги точеные, бабки высокие, пусти в степь — ветер об­гонит.

С Чира доставили калмыцкого барана, с глаз до курдюка обросшего длинной тонкой шерстью. С него и жир, и мясо, и шуба теплая, и руно — на тонкие сукна.

Казаки Паныпинских городков прислали царю в подарок степного орла на железной цепи. Петр глянул на орла и потемнел, усмотрел в этом подарке дерзкий намек голутвы на его царскую особу. Но гнев сдержал. Не такое было вре­мя, чтобы ссоры да вздоры разводить с казаками. От юртов на Медведице-реке прибыла клетка с матерым медведем, пойманным тамошними охотниками. С Бузулука привезли двух громадных дудаков, сильных, красивых птиц, годных и для забавы и для царской кухни.

Понавезли казаки из станиц и городков разной утвари: искусных резных шкатулок, золотых братчин, серебряных кувшинов тонкой чеканной работы, самоцветов, мехов. Все богатства разложили на майдане, пусть царь любуется.

Пришел посол и с Донца, сбросил с плеч грязный мешок и высыпал в кучу черные камни.

Старшины от удивления рот разинули. На что уж они привыкли к разным неожиданным выходкам казаков, но та­кой, чтобы оскорбить царя грязным подарком, не ожидали. А тут, как на грех, новый посол. И тоже с мешком. Высыпал перед царем красные камни и говорит:

— Прими царь и от нас дорогой подарок. Ты, говорят, до них дюже охочий.

Петр спрашивает:

— Откуда ты?

— С Хопра.

— И много у вас на Хопре таких камней?

— Горы, государь, - отвечает казак. — Только скрыты они от мирских глаз густым лесом. Не легко их взять.

— Зато наш черный камень легко брать, — говорит ка­зак с Донца. — Из-под земли сам наружу лезет.

Ждет старшина гнева да брани от царя, а он лишь гла­за щурит да камни в руках вертит, понюхал даже и на зуб попробовал — крепкий ли? Потом приказал зажечь малый костер и бросить в него черный камень. И вот, на удивление всех добравшихся, вспыхнули камин синим пламенем, жаром обдали народ.

— Теперь бросьте в огонь красные камни, — приказал царь.

Когда красные камни раскалились, побежал из них се­ребряной струйкой металл.

Засмеялся Петр и сказал:

— Добрые камни, дюже добрые! Послушайте меня, ста­ничники! Богат Дон и рыбой, и зверем, и птицей. Золота и серебра у казаков много. Но богаче всех богатств — эти кам­ни. Жалко, что сейчас мы не можем пустить их в дело. Но ничего, они в земле не пропадут. Не нам, так нашим детям и внукам сослужат большую службу. Передайте станичникам на Донце и на Хопре мое царское спасибо.

КАЗАК ПЛАТОВ

После войны с турками послал царь Суворова в Англию.
Поехал и Платов. Английский король гостей чин чином принял. С Суворовым государственные разговоры повел. А казак - двадцать пять лет служил казак Матвей Платов денщиком у генерала Суворова. Во всех походах с ним бывал и самые трудные поручения выполнял. Куда Суворов, туда и Платов с ним. Он и за советчика, он и за разведчика был.

Платов по дворцу ходит и богатству короля удивляется.

Как-то стоит он в комнате, ждет генерала, вдруг дверь раскрылась и выходит принцесса. Платов не растерялся, каблуками пристукнул и честь отдал, ждет, что скажет ее вели­чество. А принцесса, видать, в капризе была, как закричит:

— Кто смел мужика во дворец впустить? Прочь отсюда!

Платов по-хорошему с ней: дескать, нельзя уйти, потому что при службе находится.

А она слушать не желает, гонит прочь.

Тут Матвей Иванович не стерпел, пугнул принцессу креп­ким казачьим словцом, она аж на задние копытца присела да как завизжит.

Поднялся переполох по всем палатам. Понабежали ня­нюшки, мамушки, подхватили девицу под руки и увели.

Дело это дошло до короля, а король передал все русско­му царю. А царь, недолго думая, приказ дал: «Выпороть и выслать казака Платова на Дон, чтобы дюже умные денщи­ки мне политику не портили».

Прошел год, другой, третий. Подошла новая война. Фран­цузский император свои полки на Москву повел. Да так сме­ло, ни один русский генерал против него выстоять не может.

Ищет царь по всей стране героя, какой бы Россию от врага спас, да что-то не появляется такого. Всех офицеров, всех дворян перебрал, нету никого. Шлет он тогда слуг за Суворовым, а тот отвечает:

— Не до войны мне... Ушла моя сила. Смерть за плеча­ми стоит. Передайте царю: пусть поставит Кутузова коман­довать войсками... А ему в помощники — казака Платова. Он всю военную науку от меня перенял.

Вернулись слуги к царю, доложили, что сказал Суворов. А царь уже забыл про денщика, спрашивает:

— А кто такой Платов?

Слуги не знают. Спросили у генералов, и они ничего тол­ком ответить не умеют. Спасибо, князь Кутузов напомнил:

— Ваше величество, это тот самый казак, какого вы три года назад приказали выпороть и на Дон выслать.

Тут царю в голову и шибануло. Припомнил он строптиво­го денщика, да дюже не обрадовался.

— Что, — говорит, — мне Суворов голову морочит! Из ума, верно, выжил. Мои генералы перед Наполеоном устоять не могут, а что может сделать простой казак?

А Кутузов отвечает:

— Поживешь на веку, поклонишься и мужику: бывает, что и он уму-разуму научит.

Сказал так и уехал к своим полкам.

Вот царь и решает задачу.

Что делать? Завсегда крепкой надежой были генералы да дворяне, а тут приходится просить помощи у простого каза­ка. Неудобно это царю. А французы прут. Раздумывать дол­го не приходится. Скоро царю и бежать будет некуда. Посы­лает он слуг за Платовым. Ну, у тех ноги быстрые, руки длинные — живо разыскали казака. А он уже и обличье во­енное потерял.

Привели его во дворец, царь спрашивает:

— Можешь ли ты, простой казак, кавалерией командо­вать?

— Могу, — отвечает Платов.

— А можешь ли ты врага победить на поле боя?

— Могу.

— А можешь ли ты, казак, спасти Россию от французов?

— Могу, — отвечает донец.

— Ну, коли можешь, — говорит, — так я тебя пожалую офицером.

А Платов не из простаков был, отвечает:

— Этого чина мне, ваше высочество, мало.

— Так полковником, — говорит царь.

— И этого мало.

— Ну, генералом...

— Мало.

Царя аж одышка взяла, закричал он:

— Кем же ты хочешь быть, простой казак?

— Атаманом казачьего войска, какое я в бой поведу, —- отвечает Платов.

Царь спорить не стал.

— Будь атаманом. Вот тебе мой царский знак, скачи в главный штаб к Кутузову. Принимай казачьи полки.

Приехал атаман Платов в главный штаб, ждет, когда к нему Кутузов выйдет. А горница богато убрана, мягкими коврами устлана. Ноги в них, как в мелкой луговой траве, то­нут. Платову в непривычку такая роскошь. Жмурится он, ос­матривается, видит, у окна столик узорчатый, а на нем боль­шая чудная макитра. Вся в синих и красных цветах, дорогой работы. Любопытно казаку, засмотрелся он на макитру, ди­вится и думает, что за мастера ее лепили... И не заметил, как в горницу вошел Кутузов.

— Здравствуй, донской атаман, — говорит главнокоман­дующий.

Тут Платов заторопился, хотел ответ дать по всем прави­лам, да не вышло у него. Зацепился шпорой за мохнатый ко­вер, споткнулся и столик толкнул. Упала макитра на пол и на мелкие черепки разлетелась.

Крякнул Кутузов, лоб нахмурил и говорит:

— Что же ты, казак, наделал? Мою самую дорогую китайскую вазу разбил. Теперь эти черепушки и самый мудрый мастер склеить не сможет.

А Платов не растерялся, отвечает:

— А у нас, ваше сиятельство, на Дону исстари повелось: бить — так вдребезги.

Просветлел от этих слов князь, улыбнулся, да еще и похвалил Платова:

- Молодец, казак, что нашелся в ответе. И слова твои правильные: бить — так вдребезги. Так ты оправдай их на деле: разбей французов. Даю под твою команду сорок ка­зачьих полков. Сколько тебе надо времени, чтобы в бой вы­ступить?

Отвечает атаман:

— Столько, чтобы в казачий лагерь доскакать.

— Ну, так скачи!

Вихрем вылетел Платов от Кутузова, вскочил на коня, вытянул его через лоб плетью и помчался. Не успела стри­женая девка косы заплести, а он уже в лагерь прискакал, и приказ отдал поход трубить. Перед выступлением собрал Пла­тов полковников и рассказал, что делать надо: тридцать пол­ков приготовить к удару, шесть в засаду, а четырем полкам целый день друг за дружкой ездить через курган, какой французам издали виден. Пусть думают, что мы силы соби­раем там.

Приготовились казаки к бою. День выдался морозный, яс­ный, снег кругом блестит и глаза режет. Французы с непри­вычки совсем ослепли, малахаи на глаза надвинули, не впе­ред, а в ноги смотрят.

В условный час загудела земля от конских копыт, засвер­кали пики и шашки на солнце. Раздался страшный гром от орудий. Иней с деревьев осыпался и все поле боя, как кисеей, окутал. Ударил Платов на французов с той стороны, с ко­торой они не ждали, смешал их полки. Дрогнул враг, пошел на отступ. Но тут им наперерез шесть полков из засады вы­скочили, дорогу назад отрезали. Смяли казаки вражеское войско и до конца дня разбили вдребезги. Сам Наполеон чуть в плен не попался. Выскочил он, как волк из западни, и без оглядки до самой своей столицы — Парижа бежал.

РАЗДОРЫ

Есть две станицы Раздорские — одна на Дону, другая - на Медведице. Первый раздор в далекие донские вре­мена учинили домовитые казаки с пришлой голытьбой. Хо­тели они вольных людей под свое начало взять. Думали: собьем голяков в шайки, дадим оружие, станем на разбой посылать, а награбленное себе забирать. Да не вышло по-их-нему. Атаман Ермак Тимофеич увел всю голытьбу от домо­витых вверх по Дону. Выстроили они свой Кагальницкий го­родок и зажили вольно. Не год, не два Ермак Тимофеич ата­манил в городке, а потом собрал молодцов-удальцов и подал­ся в Сибирь, завоевывать России неведомые земли.

Вот с той поры поделились казаки на низовцев и верховцев. Домовитые от Раздорской станицы вниз по Дону гру­дились. Строили себе хоромы, захватывали свободные земли. Жили панами. Сами не работали, а заставляли все делать пленных турок да пришлых хохлов с Украины.

Беглая голытьба из России селилась вверх по Дону, по его притокам: Медведице, Хопру, Бузулуку. Жила она своим трудом: охотилась на зверя, рыбу ловила, своими руками родной край от ногайцев да от злыдней помещиков защи­щала.

На века пошла вражда между верховыми и низовыми. У низовцев — сила, богатство. У верховцев — удаль, слава. Домовитые стояли за царскую власть, за бояр. Голытьба — за свободную жизнь без помещиков.

Из домовитых много предателей вышло. Черкасский ата­ман Корней Яковлев Степана Разина боярам предал. Илья Зерщиков Булавина погубил, атаман Иловайский весь Дон е притоками и вершинами пропил и в карты проиграл. Про то и песня сложена:

Рассукин сын, шельма, Иловайский князь.

Ай да прогулял, проиграл он в легкие карточки

Весь тихий Дон

Со его, братцы, вершинами,

Со всеми притоками...

Последний донской атаман генерал Краснов в Граждан­скую войну не то что Дон, всю Россию хотел немецкому кай­зеру запродать. Да вовремя ему Красная Армия пинка дала.

Вот какой был первый раздор.

Второй раздор, на Медведице, случился в голодный год. Летом на полях стояла небывалая сушь, хлеба повыжгло. Они и в трубку не повыметались. Все на корню сгорело. Ка­заки до зимы еще кое-как перебивались — толкли желуди, мешали с лебедой. А к Рождеству все подъели. Хоть зубы на полку или беги в степь да волком вой. А, между прочим, за станицей в гамазеях (прим.- амбары для ссыпки общественного хлеба) закрома от зерна ломились. Двадцать лет подряд казаки засыпали в них пшеницу на черный день. И вот пришел такой день. Взять бы хлеб и раздать голо­дающим. Но нет, атаман и поп не разрешают. Говорят, не пришло еще время из общественных закромов зерно разда­вать. Может быть, и похуже станет.

— Куда уже хуже, — говорят казаки, — дети с голоду пухнуть стали.

— Потерпите, миряне,— утешает отец Гаврила. — Бог терпел и нам велел.

А дело все сводилось к тому, что и поп и атаман хотели общественное добро себе захапать. У них на руках ключи от амбаров, они за ссыпанным зерном надзор ведут и давным- давно считают себя хозяевами. А тут вдруг приходится ли­шиться такого богатства. Как бы не так!.. Стали поп Гаврила да атаман-щетинное рыло думать, как бы мирян обойти, зер­но из гамазеи в свои амбары пересыпать. Думали, думали и надумали.

Собрался в правление народ. Вышел к ним атаман, стук­нул насекой и говорит:

— Господа казаки, надумали мы с батюшкой вас, голод­ных, хлебом кормить. Но делать все надо со смыслом. Хлеб— дар божий. Не дай бог, из-за него ссоры да раздоры пойдут. Станешь зерно по дворам делить — и начнутся недовольства. Одному, скажут, недодали, другому — передали. Чтобы все было по-божески, решили мы с батюшкой для вас лапшу ва­рить. Да не какую-нибудь, а молочную. Ваши бабы нам будут молоко носить, а мы сварим да вам раздадим.

Казаки зашумели было: не понравилась им такая речь. Да это атаману не в диковину. Для порядка у него под рукой полицейский Щукин есть. Ума у полицейского немно­го, зато голос хорош. Как прорычит: «По-о-о-о-молчать!» так у всех языки к горлу и поприсохнут.

Как, подходяще мы с батюшкой удумали? — спрашивает атаман.

— В добрый час! — рявкнул Щукин за всех.

— А коли в добрый, так и за дело.

Намололи атаман с попом муки из общественного зерна, свезли в свои закрома, стали лапшу затирать. Долго они не могли договориться, где варить ее будут—на поповском дво­ре или на атаманском. Потом дотолковались вынести котлы на реку Медведицу на льду костры разложить. Так будет и людям просторнее и от пожара сохраннее.

На первый день рождества запылали костры на Медведице. Кипит в котлах молочная лапша. Народ вокруг тол­кается, радуется: «Вот бог праздничка послал, наедимся ны­не вдоволь».

Зачерпнул атаман ложкой из котла, попробовал, губами почмокал, пробасил:

— Добрая лапша.

Зачерпнул и поп Гаврила снеди. Полизал, полизал и то же похвалил лапшу:

— Не лапша, а манна небесная.

— Что ж, батя, делить лапшу будем? — говорит атаман.

— Может, делить, а может, погодить, — отвечает Гав­рила. — Мы ведь тоже голодающие. Не худо бы сначала на­ших жен да детей накормить.

— Что верно, то верно. Разделим с тобой вот этот коте­лок.

Подсели они к самому большому котлу и стали делить.

Делили, делили да не поладили — ложками задрались. А там и на кулаки схватились. Такая несусветная драка между ни­ми пошла — все котлы перевернули, все варево по льду раз­лили. Ах, черт, добро пропадает! Стали лапшу в кучи сгре­бать. Взбесилось начальство — не разнять, орет, ругается:

— В прорубь! В прорубь волохатого!

— К чертям тебя, пес паршивый!

И тащат друг друга к отдушине.

— Щукин, бей долгогривого, — хрипит атаман.

А поп Гаврила к народу взывает:

— Христиане, подсобите!

Ну, народ помог обоим — столкнул в прорубь. Полицей­ский выхватил было шашку и в драку полез. Но и его от­правили следом. Долго он под водой бурки пускал. Наверное, и там свои порядки наводил.

Вот какой раздор учинился на Медведице. И поныне казаки забыть его не могут.

Читать в Донской электронной библиотеке книги автора сборника:

Головачев В. Г. Народный театр на Дону. — Ростов-на-Дону : Ростовское областное книгоиздательство, 1947.