На обязанности родителей лежит вскормить, вспоить, воспитать «в страхе Божием» и приучить к хозяйству.
В Новониколаевской ст., согласно сообщению г. Н. Донецкого: детей своих, как мальчиков, так и девочек, станичники стараются научить читать и писать. Большое образование для мальчиков считается излишним и отдается предпочтение знанию разных ремесел и хозяйства; девочкам же напротив... Когда же вырастут дети, родители обязаны «довести их до дела», т.е. сына женить, дочь выдать замуж. Кроме того, на обязанности отца непременно лежит «справить сына на Государеву службу», т.е. дать ему обмундирование, коня и пр., на это имеет право даже выгнанный из семьи сын.
Пока дети малы, то, по словам казаков, мать имеет о всех одинаковое попечение. Она даже больше отца для детей имеет значение: «малый больше к матери лезет». Но когда дети подрастут, то мать более заботится о дочерях, а сын — «батюшкин сынок». «Иногда лайка (брань) идет между мужем и женой из-за детей: мать нападает на сынов, а отец ей в ответь «да и твои девки хороши что-ль»: отец знает, что дочь чужой человек».
Дочерям мать нередко украдкой от мужа покупает платки и платья и прочее в «сундук». И после выхода дочери замуж мать нередко продолжает нежно заботиться о ней: часто она и замужним дочерям отдает последние свои платки и платья, говоря: «а мне старик еще купит». Подросшая дочь-невеста обыкновенно составляет, особенно в более зажиточных казацких семьях, предмет особых забот матери: «она больше высиживает дома», работая на себя (конечно, если есть кому заменить ее). При гостях ее выдвигают на видное место, чтобы на нее обращали внимание. Мать заботится о ее внешней красоте, причем, «не брезгует ни белилами, ни румянами», а также старается предохранить ее от загара. Вследствие всех этих забот жизнь девушки казачки в родимой семье бывает настолько хороша, что оставляет в ней и по выходе замуж самые светлые воспоминания. Вот как это выразилось в песне:
Я у батюшки, у матушки
Одна дочь была,
В своей воле росла,
Свою волю я нашла:
Я без пива, без вина
Один часик не была,
Я без рыбки есть не сяду,
Без калачика не ем...
О сыновьях больше заботится отец: он понемногу приучает их к верховой езде и к полевой работе, прикупает вещи, необходимые на службе, «справит то седло, то стремена, то недоуздок — все это понемногу копится». Но и мать не забывает сыновей в своих заботах, и часто на молодого казака мать имеет более влияния, и он ее более любит, чем отца. Эти нежные заботы матери о сыне нашли себе отголосок и в донской народной поэзии: в казацких песнях сплошь и рядом рисуется в привлекательных чертах нежный образ матери, то провожающей казака в далекий поход, то встречающей его, то мучимой злыми предчувствиями несчастной судьбы сына, то оплакивающей его гибель, то молящейся за него.
Как никто то молодиа провожать не идет,
Провожала его родная матушка.
Провожала, ублажала, слезно плакала...
или:
Как в садике во зеленом не кукушечка там кукует,
В тереме во высоком мать по сыну слезно плачет,
По единому, по родному, тяжелехонько вздыхает,
Ты, чадо мое мило, ты почто, мое чадушко, состарился...
В другой песне о тяжело раненом казаке говорится так:
Он идет удаль, добрый молодец, сам шатается,
Горючею он слезою обливается,
Как никто то с добрым молодцем не встречается,
Лишь встречалась с добрым молодцем родная матушка...
Казак, умирающий на дальней стороне, посылает коня к матери:
Прибеги же ты, конь, к моему ко двору.
Копытом ударь у вереюшки,
Тогда выйдет к тебе вдова старая,
Вдова старая, мать родная моя.
Ты скажи: он жениться захотел,
Обнимает поле чистое теперь.
Детям вменяется в обязанность почитать родителей: «отца и мать уважать нужно — на том свете пригодится». Почитание и внешним образом проявляется: так, например, при расставании и при новой встрече с родителями дети кланяются им в ноги, а в некоторых местах казаки стоят перед родителями, пока они не велят сесть. Дети не должны предпринимать ничего без родительского благословения; в старости они должны их успокоить, допоить, докормить до смерти, а после смерти поминать, хотя бы только в течение сорока дней. Впрочем затраты на помин души обыкновенно предусмотрены самими родителями. Для этого они продают часть имущества, а деньги определяют по смерти отдать либо попу, либо в церковь.
«Тяжелый грех с родителями ссориться, худо это — отца не почел, значит, и Бога не почел». «Но Господь и это простит, коли они до заката солнышка простятся». Дети же, постоянно не уважающие родителей, «а не только что сгоряча», будут наказаны тем, что на том свете с родителями не увидятся: отец, мать, быть может, хоть в рай-то и не попадут, за то будут по крайней мере где-нибудь близ рая находиться, а уж сын-то неуважливый непременно в пекло угодит. На этом свете непокорные дети наказываются лишением родительского благословения. Отеческое же благословение — «великое дело, что без него в мире человек? ни за что пропадет — все хозяйство пойдет не ладно, и будет он ни тепел, ни холоден». Это дети очень хорошо знают, а потому даже ушедшие от отца без благословения, образумившись, приходят и в ногах у отца ползают: дай, мол, мне, батюшка, мое благословение, или: простите и дайте благословение, а то совесть мучит; так-то иной по многу лет бегает, пока отец не простит.
В крайних случаях родители проклинают детей. «Выгони; отец сына из дому с одним крестом тельным и скажет: «вейся, как в поле вихорь», и мать скажет: «чтобы тебе труситься как горькая осина трусится»; — вот и пропал человек».
Материнское проклятие не так страшно, как отцовское: «не даром у нас и говорится, что мать криводушница — скажет слово в сердцах, а потом жалко станет, сама же отмаливать начнет, и Господь простит. А как отец что сказал — аминь слово: тут и конец — и рад бы, да не воротишь. Как сказал отец, так тому и быть: Господь уже не будет после этого еще судить».
Говоря об отношениях родителей и детей на Дону необходимо отметить следующее. Во 1-х, в былое время, как помянуто, власть родительская была несравненно сильней и неограниченней, чем ныне; во 2-х, в верховых станицах она и поныне суровей, чем в низовых. Вот что по этому поводу рассказывает г. Мих. Сенюткин. «Родители пользуются у верховцев величайшим уважением... Почтенные отцы семейств выслушивают и исполняют с покорностью все даже прихотливые желания своих престарелых родителей, предсмертные слова их имеют часто силу духовных завещаний, по форме составленных. Родители для верховцев почти то же, что святые. Нет письма в котором бы казак не спросил у них заочного благословения, на веки нерушимого; нет важного случая на войне, где бы он не считал себя спасенным их святыми родительскими молитвами. Бывали у верховцев примеры поразительного величия родительской власти...
Так не в слишком давние годы одна хоперская женщина за обыкновенный проступок против нравственности собственноручно наказала палкой своего богатыря сына, генерала Лош-на, и когда он вскричал: «помилуйте, матушка, вспомните, что я генерал» — спокойно отвечала: «не генерала бью, а сына!».
«Правда, что в нынешнее время родительская власть у верховцев заметно ослабела против прежнего, но она все еще несравненно сильнее, чем у низовых казаков, где часто родители остаются бессильными перед самыми капризными прихотямисвоих детей».
Еще в очень недавнее время власть отца не ограничивалась у казаков даже уходом сына на службу или отделением его на особое жительство, так как «отец властен в сынах своих до скончания века». Часто казаки, выделив сыновьям известную часть имения, затем снова отнимали его за непочтение сыновей.
«Прежде у нас, — говорили казаки Кепинской ст., — отец сына раз до трех разорял; отделит бывало отец сына, только что он разживется, а старик поссорится с ним, да и отымет все назад; ныне этого нельзя». <….>
Обыкновенно ныне сын делается независимым и самостоятельным с выделом на особое жительство. Но бывает в этом случае, по словам казаков так: «если отец отважный и сильный, то он держит сына в руках, даже когда тот в отделе живет, а если сын отважный, то рано начинает своею волею жить».
И над дочерью, вышедшею замуж, отец, по уверению самих казаков, сохраняет свою власть в том смысле, что может ее наказывать за проступки. «Дочь даже выданная на сторону должна слушаться отца. Отец ее часто учит. Если услышит, что она худо себя ведет там в семье мужа, то он приходит туда и увещевает ее, а то и за косу отдерет, либо за щеки пощипет. А то дожидается, когда она сама к нему придет в гости, тут он ее и промчит». <….>
Но год от году слабеет родительская власть в казацком быту <….> На всем пространстве Области мне приходилось слышать жалобы на неповиновение со стороны родных детей. «Сильно ослабела наша власть,- говорили старики, - теперь, к примеру, идет сын в кабак, отец зовет его домой, а он его срамно ругает, отца то своего!..» «Родительское благословение ныне тоже дюже не почитается: я, мол, и без него человек». Нередко ныне сыновья бить отцов стали и за бороды таскать: «воспитываешь, нянчаешь сына то, а он напоследях тебя же схватит за грудки да об земь»...
В ст. Малодельской, в которую мне случилось приехать в праздник, почему все население было в сборе, казаки собрались на майдане и послали ко мне атамана с просьбой выйти к ним. Перед зданием станичного правления меня ожидала толпа стариков. Обнажив свои седые головы, они мне стали жаловаться, что «с молодежью ладить не стало возможно», что «совсем от рук отбились сыновья», что «от сыновей ныне одно огорченье бывает, ласкового слова не услышишь от них, покорности отцу никогда не окажут теперь», что «ныне к выросту и то подступиться не моги: сейчас мировым стращает, скажет отцу: ты что здесь хозяйничаешь, аль у мирового не был, так побываешь, погоди!..» «Да мы в наше время и помышлять, не смели, чтобы старшего ослушаться»... «Много тут и мировое судьи погрешили».. Старцы просили меня пособить им добрым советом. Многие плакали. «Нет, говорили они, покатился наш Тихий Дон, все вверх дном пошло. Горько нам Стило при конце жизни: уж и дети перестали уважать нас»...
Это был протест старого казачества против нарождающихся новых бытовых условий.
Починка церквей и украшение их производится на средства, скопленные усердием станичников. Иногда храмы отделываются иждивением отдельных богатых казаков, «усердствующих к храму Божию». Обыкновенно же для этой цели собираются со станичников добровольные приношения — хлеб, жито, полотно и пр. Собранное продается затем с публичного торга. В одних станицах сбор добровольных пожертвований на храм производится самим церковным старостой. Он обходит дворы станичников с книжкой, в которую записывает, что собственно пожертвовано: «кто дает муку, кто денег»... Сбор этот производится осенью, когда у всех есть в изобилии и припасы и деньги. По мере надобности подобные сборы повторяются до двух, до трех раз в год.
В других местностях сами станичники приносят пожертвования. Так в ст. Митякинской в воскресенье, около 20 октября, называемое «кормное воскресенье», съезжаются много прихожан с жертвами на храм. «До начала литургии, — сообщает очевидец, — прихожанин приносил и ссыпал в ограде перед входом в западные двери церкви по одной мерке пшеницы. По окончании же литургии над ссыпанным хлебом духовенство отслужило благодарственный молебен. Это уже третье воскресенье хлебного сбора, которого оказалось до 400 мер пшеницы. Хлеб продается, и деньги получаемые за него, употребляются на украшение храма».
В ст. Ярыженской внутри церковной ограды поставлен столб. Приходя в воскресенье к обедне, казаки приносят с собой «жертву» — барана, гуся, курицу, а иные — даже корову или быка. Никто обыкновенно не знает от кого приношение. По окончании литургии выходит церковный староста и, увидав приношение, предлагает прихожанам купить его и станичники «часто по усердию дают больше настоящей цены». Деньги, полученные от продажи принесенного, употребляются на украшение храма. Подобные приношения бывают по воскресеньям и праздникам в течение круглого года.
В ст. Аннинской 14 августа 1883 года ставили на главы храма и колокольни новые кресты. Оба креста, заново позолоченные были перед обедней выставлены при входе в западные двери церкви. Рядом с крестами поставлен был стол. Проходя мимо, казаки и казачки прежде, чем войти в церковь, клали на стол свои приношения: кто кусок холста, кто нитки, кто платок, рушник, восковую свечу, деньги (медные и серебряные), курицу и т.п. По окончании обедни вышел из храма священник в полном облачении и окропил кресты святой водой. После этого казаки начали обматывать кресты жертвенным холстом, рушниками, ситцевыми платками и нитками. Когда наконец оба креста плотно были окутаны, к ним привязали веревки и стали осторожно поднимать на верх. Некоторые из присутствовавших творили крестное знамение, говоря: «Господи благослови»... Когда кресты были подняты на крыши, то находившиеся там рабочие, сняли опять все навязанное на кресты и затем водрузили их. Все пожертвованное станичниками в этот день поступило в пользу четырех рабочих, поправлявших крышу и ставивших кресты. Обыкновенно, — как пояснили мне казаки, — из пожертвованного в подобных случаях рабочие получают только 1/3 или 1/2; остальная же часть идет на храм. Но на этот раз распорядились иначе, потому что повздорили с попом.
Иногда в случае крупной починки в храме и при недостаточности добровольных пожертвований, казаки постанавливают приговор на сходе — сделать сбор и т.д. с каждого станичника. В Аннинской ст. мне сообщали, что деньги в подобных случаях взимают с души мужского, равно как и женского пола, так как «церковь всякой душе нужна: в ней крестился, в ней и отпет»... В Евтеревской ст. общество сдавало часть станичной земли в аренду, чтобы на вырученные деньги отстроить церковь. В Аксайской ст. также станичный сбор «предложил лучшую сотню травы не пускать в дележ, а отдать с торгов желающим, и деньги обратить на церковь. Предложение это было принято очень сочувственно громадным большинством станичников, но, к сожалению, явились и такие, которым предложение это пришлось не по сердцу. Они возбудили спор, длившийся более двух часов. В рядах недовольных преимущественно были местные кулаки, скупающие у бедняков травяные паи за бесценок. Им очень хотелось заполучить в свои руки самую лучшую траву путем покупки паев у отдельных казаков Думали-гадали станичники и пришли к заключению поставить церковь на ряду со всеми лицами, имеющими право на пай, и решить дело жребием. К счастию на долю церкви досталась прекрасная сотня паев, давшая около 500 руб. доходу».
Мыть и убирать церковь станичную или хуторскую (в некоторых больших хуторах есть свои церкви) лежит на обязанности казачек — женщин и девушек. Церковь «банят» под большие праздники: под Светлое Христово Воскресенье, к Троицыну, к Спасову дню или когда ожидают Преосвященного и т.п. Под Рождество же только посыпают пол снегом и потом метут. Работа эта всегда исполняется лишь по усердию, по желанию.
Священник только объявит за несколько дней, что «нужно храм почистить — не найдутся ли желающие». Потом он уговаривается с казачками о дне и часе, в который им удобнее исполнить работу. В назначенное время раздается звон церковного колокола и казачки начинают собираться. Обыкновенно «бывает три звона». После третьего звона начинается работа, во время которой присутствует дьякон и староста. В алтаре мыть пол допускают только девушек, но они не смеют дотрагиваться до престола и жертвенника: за этим следит дьякон.
Источник:
Харузин М. Н. Сведения о казацких общинах на Дону. — Москва : Типография М. П. Щепкина, 1885.